Хозяин тишины  - Влада Ольховская

— А что — я? Я просто участница романа, который ты только что придумал!

— Не выкручивайся, а? Я прекрасно знаю, что вы с ним вечерами круги наматываете. А еще мне говорили, что хозяин не дал Мартынову тебя уволить, вот ты и придумала себе что-то. Но это ты зря, Ави, очень зря. Хозяин — отличный мужик, но таких, как ты, он всерьез не воспринимает. В его доме каждый служит своей цели, и твоя цель — сопровождать его в прогулках. Вроде как собачку завел!

— Высокого же ты обо мне мнения!

— Это вообще не имеет к тебе никакого отношения! Просто такие, как мы, и такие, как он, существуют на разных уровнях. Параллельно! Ты для него вроде как вещь, и он пользуется тобой, потому что нет ничего плохого в использовании вещи. Но ты-то должна быть умной и все понимать!

Никита мне больше нравился, когда он молчал.

— Допустим, ты прав, — сказала я. — А я не соглашаюсь с этим, я просто представляю гипотетическую ситуацию! Может, я для него служанка, вещь или кем ты там меня назвал. И что, это означает, что я должна радостно раздвигать ноги перед тобой?

— Я тебе про отношения говорю, а не про секс!

Но ссора началась как раз из-за секса.

— Ты уверен, что у нас отношения? — язвительно поинтересовалась я. — Может, я и для тебя недостаточно хороша, не только для Гедеонова?

— Не сравнивай! Мы с тобой одного круга, хозяин — другого, вот и все.

Я все не могла понять, что он забыл: время, в котором живет, или страну. В голове Никиты существовал крепкий феодальный строй или деление на касты. Он даже не ревновал меня толком! Его больше возмущало, что замарашка вроде меня посмела надеяться на внимание небожителя.

— Я не желаю это обсуждать, — отрезала я. — Давай просто вернемся домой!

— Это не твой дом, и подумать тебе не мешало бы. А я дам тебе все условия для этого!

— Ну и как это понимать?

Однако Никита не ответил мне. Он, похоже, серьезно разозлился: он развернулся и поплыл к берегу. Он плавал гораздо лучше, чем я, и, как бы я ни старалась, я не могла угнаться за ним.

Когда я все-таки добралась до пляжа, его и след простыл, на меня только смотрела группа его недавно приобретенных друзей — кто сочувствующе, кто осуждающе. Мне не было до них дела, у меня намечалась проблема посерьезней…

Хорошая новость: все мои вещи, что были на берегу, лежали на своих местах. Плохая новость: на берегу ничего толкового и не было. Никита сказал верно, все самое ценное мы с ним оставили в машине.

А эта самая машина уже благополучно укатила с парковки. Сколько бы я ни надеялась, что он не станет так со мной поступать, все напрасно. В других обстоятельствах Никита вряд ли повел бы себя так, но он был зол и не совсем трезв.

Так что мое положение, такое прекрасное этим утром, стало неожиданно опасным. Моя сумка, кошелек и мобильный телефон остались в машине. В карманах моих джинсов набралась кое-какая мелочь — хвала привычке не убирать монеты в кошелек! Но на такси этого точно не хватило бы, в лучшем случае — на какой-нибудь автобус, а автобусы в поместье не шли. Я даже позвонить туда не могла, потому что не помнила телефон наизусть, внезапный привет из века мобильной связи, когда все записано и под рукой.

Вокруг меня сгущались сумерки, люди расходились с пляжа, а я все стояла, думала — и не могла придумать ничего путного. Понятно, что мне придется на чем-нибудь подъехать, а потом еще долго идти пешком. Но даже это произойдет не раньше завтрашнего утра.

А значит, я не могла вернуться в срок, назначенный мне Гедеоновым, и завтра меня ожидало неизбежное увольнение.

По-моему, в этот день я претендовала на роль эталона невезения.

Всю ночь я провела на вокзале, но не спала, а ходила туда-сюда, чтобы быть не слишком похожей на бродягу. Хотелось плакать в голос, но я сдерживалась, хотя накапливающаяся усталость этому не способствовала. Поездка в дом престарелых, разговор с Ириной Филипповной, возвращение — все это уместилось в одни сутки, отдыха у меня толком не было, и на следующий день я снова тратила энергию на пляже. Пожалуй, только адреналин не давал мне свалиться с ног.

В голову лезли крайне нехорошие мысли, да оно и понятно, в общем-то, нечему мне было радоваться. Мне грозило увольнение и потеря той жизни, которую я так сильно любила… Потеря общения с важным для меня человеком, пусть даже ничего не значащего для него общения! Мне только и оставалось, что двигаться вперед маленькими шагами, решать задачи по одной. Сначала — сесть в автобус. Потом — дойти до поместья. Потом… Не знаю я, что будет потом. Но скоро узнаю.

Рассветы были все еще ранние. Я не решалась путешествовать по этим местам ночью, а вот утром я уже сидела в первом сонном автобусе и втолковывала водителю, почему ему нужно высадить меня непонятно где. Наконец он согласился; думаю, он просто пожалел меня, когда увидел, как я мелкими монетками наскребаю на оплату проезда. А может, решил не связываться с сумасшедшей.

То, что на новой спортивной машине Никиты было приятной, пусть и несколько нервной прогулкой, на дряхлом автобусе обернулось долгими мучительными часами путешествия. Я словно попала в сауну на колесах, которая на черепашьей скорости тащилась по серпантину. Если добавить к этому недостаток сна, голод и обезвоживание, картинка получалась совсем уж паршивая. Я знала, что засыпать мне нельзя, но и полностью бодрствовать не получалось. Я чувствовала себя мухой в смоле, я застряла в полудреме, мысли у меня в голове были тяжелыми, короткими и запутанными.

Говорят ведь, что в каждой ситуации нужно искать хорошее… Я и искала, чтобы не поддаваться отчаянию. Кое-что нашла, правда, всего одно: мне больше не нужно было объясняться с Никитой. Оправдываться перед ним, что-то доказывать, смотреть на него виновато. После того, что он сделал, все счета закрыты. При встрече у меня больше не будет причин отводить взгляд! Потому что я ему не сделала ничего плохого, я ему даже не изменяла, ведь мои мысли о Владимире Гедеонове не успели перейти на такой глубокий уровень. Но теперь, когда Никита сам отпустил меня, я была вольна думать и делать что угодно.

Мы выехали ранним утром, нужный перекресток я чуть не пропустила, но вовремя спохватилась — и оказалась там после полудня. Я боялась, что меня ноги нести не будут, но мысль о том, что поместье и Гедеонов сейчас так близко, придала мне сил. Как ни странно, вперед меня вела надежда все объяснить и сохранить работу, а не желание свернуть Никите шею. Я так устала, что даже не злилась, к черту его!

Не знаю, сколько отняло у меня путешествие вдоль дороги, но уж точно больше часа. Я все надеялась, что мне попадется машина и меня подвезут — все, кто ехал по этому пути, направлялись в поместье, больше некуда. Но говорю же — везение было не на моей стороне.

Карточки пропуска у меня, естественно, не было, она благополучно осталась в сумке, которую увез с собой Никита. Хорошо еще, что охрана меня узнала. На их сочувствующие вопросы я отвечала коротко: